«Don’t you black or white me»: Майкл Джексон и витилиго

Неизлечимая болезнь витилиго поражает всего один-два процента населения Земли. Остальные 98% почти ничего не знают о ней. Поэтому, хотя витилиго меняет лишь кожную пигментацию, не затрагивая здоровье организма, психологические страдания больных трудно переоценить. Однако, если белокожих пациентов мучит лишь неэстетичность пятен на коже, то чернокожие вынуждены терпеть еще и тяжелейший психологический прессинг из-за расового разделения. Поговорим немного о том, каково это — болеть витилиго, странным заболеванием, название которого знакомо не понаслышке всем фанатам Майкла Джексона. Им не раз приходилось слышать оскорбления в адрес артиста — в том числе даже то, что болезнь, якобы, «выдумали специально для него».

Витили́го (лат. vitiligo — «накожная болезнь» от vitium — «порок, недостаток, изъян») — это нарушение пигментации, выражающееся в исчезновении пигмента меланина на отдельных участках кожи, сообщает Википедия. Причины возникновения заболевания до конца не изучены, ученые описывают самый широкий их спектр — от сильного стресса до химического отравления или аллергии. Кроме того, в 15-40% случаев болезнь передается по наследству. Она может начаться в любом возрасте, но чаще в молодости, с появления на неизменённой коже белых пятен различной величины и формы. Пятна постепенно увеличиваются в размерах, сливаются, образуя обширные участки бело-молочного цвета. Волосы на пораженных участках часто тоже обесцвечиваются. Очаги витилиго могут возникать на любом участке кожного покрова, но чаще всего первые пятна образуются на кистях, локтях, коленях — там, где кожа больше всего травмируется. Больному следует избегать длительного пребывания на солнце, так как на загоревшей коже белые пятна выделяются сильнее, а незащищённые пигментом участки очень быстро «сгорают» до волдырей.

Когда-то чернокожих, больных витилиго, демонстрировали как "уникальных уродов"
Когда-то чернокожих, больных витилиго, демонстрировали как «уникальных уродов»

Больные витилиго часто очень страдают из-за своего косметического дефекта: далеко не всегда окружающие их люди, в том числе близкие, могут спокойно принять даже такие незначительные внешние изъяны, какие имеет белокожий человек, страдающий витилиго. Так, на русском форуме для больных витилиго нередки откровенные признания, рассказывающие об отчуждении самых близких людей.

Старая открытка: "единственная в мире девочка-леопард"
Старая открытка: «единственная в мире девочка-леопард»

«Мы совершенно правильно не сдаемся, хохмим и бодримся. Но обстоятельства у всех разные: хорошо бодриться, если единственный, хоть и очень многочисленный «враг» (ну ладно, неприятель) — посторонние люди с косыми взглядами. Они посторонние, с такими разошелся — и забыл. А если даже со стороны самых близких нет поддержки? Если родные люди стесняются нас, брезгуют, явно побаиваются? И ведь если говорить начистоту, они правы: пятна ЕСТЬ, они заметны, лечиться можно годами и безрезультатно. Как нам оправдываться, чем искупать вину? — пишет одна из форумчанок. — Мне как-то не повезло: когда стало известно, что у меня витилиго, мама сразу сказала: «Как хорошо, что пятна у тебя не на лице, а то ведь стыд какой!» К тому времени мне уже было под тридцать, я жила отдельно от родителей и никак от них не зависела. Но как нам всем известно, пятна разрастаются. Я была бы рада не вспоминать про них — родители напоминали. «Ты совсем запаршивела, уже из-под рукавов видно». «С тобой стыдно выйти на улицу». «Нет, пока не наденешь что-нибудь с длинными рукавами, мы с тобой никуда не пойдем». Еще хуже были постоянные вопросы: «У тебя уже прошли пятна?» «Ты уже вылечилась? Если не вылечилась — не приезжай к нам летом, лучше зимой, не так видно будет». Ничто не изводило так, как этот вечный вопрос — «КОГДА же наконец ты вылечишься?» Ответ «бывают неизлечимые случаи» не принимался в принципе. Родителей я люблю и уважаю, в случае с пятнами признаю их правоту и потому стараюсь зря не раздражать своим присутствием и видом. Но вслед за ними слова «с тобой стыдно выйти на улицу» на полном серьезе повторил мой в то время десятилетний сын…»

При этом чернокожие больные переживают, наверное, вдесятеро больший дискомфорт, чем белые, потому что к людскому неприятию из-за болезни прибавляется весь комок комплексов, связанный с расовым вопросом, обвинения в «предательстве расы» и абсолютное отчуждение — как со стороны белых, так и со стороны черных. История британца Люка Дэвиса – наглядное тому подтверждение.

Люк Дэвис (перевод с англоязычного источника Юлии Сирош):

Люк Дэвис в пять лет
Люк Дэвис в пять лет

«Когда мне было пять лет, я каждую ночь молился Богу, чтобы Он сделал меня белым. Я вырос в детском доме, где в основном находились белые дети, и поэтому меня постоянно дразнили за цвет моей кожи. Но даже в этом возрасте я понял, что некоторые возможности в этом мире тебе недоступны, если ты черный. «Пожалуйста, Боже, осветли мою кожу и сделай меня таким же, как все», — шептал я, прежде чем лечь спать. Звучит как невозможная мечта, но для меня она исполнилась.

Сегодня, в возрасте 44 лет, в результате кожного заболевания витилиго, я стал белым. Если бы вы встретили меня на улице, то решили бы, что я обычный белый мужчина среднего возраста. Единственным напоминанием о моем родном цвете кожи является круглое темное пятно шириной 1 см в верхней части спины.<…>

Часто, глядя в зеркало, я испытываю шок, когда вижу незнакомое белое лицо и не могу не оплакивать свой утраченный родной цвет. Я хочу, чтобы люди знали: невзирая на мою светлую кожу, я – афроамериканец, чернокожий.

Я родился в Дублине в 1965 году. Мой отец был студентом из Нигерии, изучавшим геологию, а моя мать была белой. В трехмесячном возрасте меня отдали в детский приют под покровительством монахинь. Когда позднее я спросил, как я там очутился, мне сказали, что мой отец вернулся в Нигерию, а у мамы случился нервный срыв, и это означало, что она уже не могла присматривать за мной.

В то время иметь внебрачного ребенка уже было шоком, не говоря уж о ребенке-метисе. Моя мать, с которой я воссоединился уже в подростковом возрасте, никогда не говорила, что она отказалась от меня именно по этой причине, но я всегда предполагал, что эта причина сыграла значительную роль.

В приюте моими самыми живыми воспоминаниями было то, как люди смеялись надо мной и называли «ниггером» и «чернорожим». Чернокожих детей в приюте было очень мало, и я всегда чувствовал себя аутсайдером. Когда мне исполнилось пять лет, я заметил, что на моих ягодицах появились белые пятнышки, и из-за этого надо мной смеялись еще больше. Помню, как ждал своей очереди в ванную и изо всех сил сдерживал слезы, пока другие дети кричали мне, что у меня была «белая ж**а».

Неудивительно, что моя паранойя насчет цвета кожи только усугубилась. Я вставал как можно раньше по утрам, чтобы успеть помыться в общей ванной комнате в одиночестве, и всегда одевался под одеялом, чтобы никто не мог рассмотреть мое тело.

Как и любой ребенок, я просто хотел, чтобы меня принимали. Я понятия не имел, что происходит, но моя кожа продолжала бледнеть и покрываться белыми пятнами.

Когда мне стукнуло шесть, я заметил, что светлые пятна появились и на пальцах. Через месяц кончики пальцев стали белыми.

Другие дети (и даже монахини) хватали меня за руки и восторженно рассматривали, а я старался носить перчатки, где только можно, или же держал руки в карманах.

В семь лет пальцы на ногах и паховая зона тоже покрылись белыми пятнами, а к восьми годам болезнь распространилась на ноги. Надо мной смеялись и издевались, потому что я был черным, а теперь я тем более стал объектом для всеобщих насмешек.

Я хотел стать полностью белым. Когда мне исполнилось 11 лет, моя мать, потихоньку приходившая в себя после срыва, пришла ко мне в приют. Она была в ужасе, когда увидела мою кожу, и предположила, что монашки пытались ее отбелить. Когда я объяснил ей, что они ничего такого не делали, она настояла на том, чтобы показать меня дерматологу в Лондоне.

После целой серии анализов мне поставили диагноз – витилиго, хроническое кожное заболевание, поражающее примерно один процент населения и приводящее к депигментации кожных покровов. Доктор считал, что витилиго не будет распространяться дальше, поскольку чаще всего болезнь не покрывает всю поверхность тела.

Мне также сказали, что лечения нет. Но я был слишком занят, радуясь внезапному вниманию матери ко мне, и не думал, что это может значить для меня. Однако помню, что был шокирован. Я был уверен, что у врача найдется способ либо вернуть мне черный цвет, либо сделать меня полностью белым, чтобы меня не воспринимали как урода.

Сегодня существует множество теорий объяснения витилиго. Наиболее популярной является теория о том, что иммунная система организма уничтожает пигментные клетки. Было установлено, что в некоторых случаях витилиго передается генетически и что на него также могут влиять сопутствующие обстоятельства — психологический стресс или гормональные изменения.

Но какой бы ни была причина, белые пятна на моей коже продолжали разрастаться. <…> Депигментация моей кожи продолжалась. К 15 годам белые пятна были уже на коленях, а затем болезнь принялась покрывать мои ноги целиком.

Я обожал регби и бокс, мне прочили карьеру профессионального боксера, но я бросил спорт, поскольку не мог появляться перед публикой в шортах.

Чем старше я становился, тем больше убеждался в том, что не хочу быть белым. Я познакомился с семьей моего отца, и именно они рассказали мне о Нигерии и о том, что значит быть черным. Я отрастил волосы и носил прическу афро, а больше всего обожал семейные обеды у тети Амбер, где подавали нигерийскую еду, которую мы ели пальцами, сидя на полу. Я наконец-то ощутил, что нахожусь в своей среде, и не хотел, чтобы у меня это отняли.

К 17 годам витилиго распространилась по ногам, спине, животу и рукам, и люди пялились на меня, куда бы я ни пошел.

Я работал в мясном магазине, но мои белые руки и покрытые пятнами запястья вызывали у покупателей беспокойство: они боялись, что у меня какая-то заразная болезнь. Я предпочитал работать в подсобном помещении, нарезал мясо и делал бургеры. По крайней мере, там на меня никто не пялился. Я совсем запутался, кто же я на самом деле. Сражаться за свой родной цвет или же сдаться и стать белым?

Но я всегда знал, что меня более охотно примут в обществе, если я буду белым. Реальность жизни в Британии то и дело напоминала мне об этом – то на сцене с музыкальной группой, которую я сформировал с еще одним чернокожим парнем, когда толпа выкрикивала нам расистские оскорбления, то получал отказ от девушки пойти со мной на свидание, поскольку ее родители не любили чернокожих парней.

Разумеется, не все, кого я встречал в жизни, были расистами, но каждая такая несправедливость вызывала во мне чувство сродни агонии, вплоть до июня 1983 года, когда я познакомился со Стефании в мясном магазине, где работал в то время. Через два года мы поженились. <…> Отцовство также помогло мне посмотреть на жизнь под другим углом, но я все равно не мог не думать о своей коже, пока витилиго продолжала свой путь по моему телу.

Я знал, что теперь у меня есть реальный шанс, что мое лицо станет белым. Первое белое пятно появилось вокруг носа в июне 1989 года. В ту ночь я плакал.

Невзирая на все детские молитвы, теперь я отчаянно цеплялся за свою чернокожую сущность, особенно на той части тела, которая определяет нас лучше всего. Это очень страшно – ощущать, что твоя личность вот-вот изменится, и ты совершенно не можешь это контролировать. Я начал наносить косметику на лицо, чтобы скрыть пятна. Это помогло, но не могло скрыть проблему.

Через год мне прописали крем на стероидах и таблетки, которые должны были устранить повреждения, нанесенные кожному пигменту. Однако ни одно лекарство не подействовало. К 35 годам мое лицо и большая часть моего тела были полностью белыми. И хотя я все еще считал себя черным, незнакомые люди впервые воспринимали меня как белого.

Я использовал автозагар, чтобы придать своему телу хоть какой-то цвет, но всегда старался не заострять на этом внимание, отшучиваясь с друзьями, мол, давненько я не загорал. Для моей жены это тоже было непросто, два года назад мы расстались. Мы прожили вместе счастливые 20 лет, но, думаю, если бы ее спросили, она бы сказала, что в нашем браке всегда было трое: она, я и моя постоянно меняющаяся кожа.<…>

Люк Дэвис сегодня
Люк Дэвис сегодня

Сейчас я привыкаю к своему белому лицу и учусь принимать себя. <…> Больше всего на свете мне хотелось бы отыскать моего отца в Нигерии, чтобы он научил меня всему, что мне нужно знать о своих корнях. Если бы у меня был выбор, и я мог жить в мире без расизма, я бы предпочел быть черным. Однако, невзирая на то, какого цвета моя кожа, внутри я остаюсь все тем же парнем».

Нельзя, конечно, сказать, что жизнь с витилиго всегда трагична: есть множество примеров «историй успеха» людей с витилиго. Такова, например, история юной Шантель Браун-Янг:

«Шантель Браун-Янг еще недавно помышляла о самоубийстве, но сегодня она — финалист 21-го сезона телешоу «Будущая модель Америки». Ей всего 19 лет, она родилась в Канаде, а родители родом с Ямайки. Основное отличие Шантель от подавляющего большинства моделей, стремящихся к идеальности, в том, что у нее есть ярко выраженное витилиго.

С пятнами юная Браун-Янг знакома с самого детства. Основной цвет ее кожи — шоколадный, и на этом фоне пятна видны особенно отчетливо. «Меня все время дразнили, называли разными именами вроде «корова», «зебра» и им подобными, — откровенничала будущая модель в ролике, снятом еще перед публичными выступлениями. — Постоянные издевательства и отчаяние довели меня до мыслей о самоубийстве». Матери, видевшей все это, оставалось только молиться.

Модель Шанталь Янг
Модель Шантель Браун-Янг

Сменив несколько школ и побывав в различных компаниях, Шантель однажды поняла, что ее судьба в ее же собственных руках. Однако это требовало кардинальных перемен во взглядах, и вот, наконец, вместо того, чтобы винить витилиго во всех бедах, она повернулась к нему лицом, отбросив от себя плохие мысли и плохих людей. После этого жизнь перестал казаться ужасной и начала подкидывать новые возможности, включая съемки для журналов, что в итоге привело юную модель к финалу популярного телешоу. В этом ей помогли не только родители с младшей сестрой, но также друзья и миллионы телезрителей».

Другой пример — Ли Томас, очень известная в мировом сообществе витилиго личность, популярный телеведущий американского канала «Fox 2 News», активно распространяющий информацию об этом заболевании. Русский сайт о больных витилиго рассказывает об истории его жизни.

«…жизнерадостным и словоохотливым в отношении своего недуга Ли был далеко не всегда. Поначалу он даже старался не выходить днем на улицу, чтобы прохожие не увидели его истинного лица, скрытого под гримом во время передач. С самого момента первой постановки диагноза в 1994-м году он жил в постоянном страхе, что пятна будут разрастаться и быстро, что его жизнь изменится и не в лучшую сторону. Ведь ему, как и всем другим людям с витилиго, пришлось услышать неутешительное «не лечится», а это на какое-то время почти каждого повергает в шоковое состояние.

Ли Томас
Ли Томас

«Врач точно что-то говорил, потому что я видел, как двигаются его губы, но… ничего не слышал, — вспоминает Ли. — В конце концов, мне пришлось сказать «Постойте, вы сказали, что это не лечится?». Не знаю, можете ли вы представить, что такое — смотреть в зеркало и не видеть себя, но мне это хорошо известно. Я стоял перед зеркалом и думал, не посчитают ли другие люди, что я — монстр, когда увидят меня».

Ли решил никому не рассказывать о витилиго, кроме ближайших друзей и семьи. Четыре года он держал это в тайне, пока скрывать стало невозможно. Витилиго хоть и не смертельно, но тогда казалось, что оно положит конец его телевизионной карьере, о которой Ли мечтал с детства. Однако все сложилось с точностью до наоборот. После того, как пятна покрыли больше трети тела, он сознался во всем коллегам, но руководство не только не уволило телеведущего, а попросило его рассказать свою историю с экрана.

<…>В 2005-м году в одной из передач Томас прямо в эфире смыл с себя грим, показав, как выглядит его кожа на самом деле. Реакция зрителей была ошеломляющая: письма и звонки буквально завалили редакцию. Но больше всех был удивлен сам виновник торжества: «Я получил кучу писем со всего мира от людей с подобным недугом, и решил, что раз пошла такая реакция на одну передачу, значит, я могу как-то помочь им». С тех пор он ездит по всему миру, показывая себя и рассказывая другим о витилиго в рамках различных мероприятий, включая дерматологические симпозиумы».

Но, безусловно, в самом сложном положении оказываются те больные витилиго, кто связан со сценой, танцем, вокалом, театром или кино. Лицо и тело артиста — это его хлеб, дело его жизни, способ его существования. Болезнь, кардинально меняющая внешность, для артиста может стать крушением всей жизни и всех надежд. Какой же силой характера надо было обладать, чтобы не просто справиться со стрессом, клеветой, ложными обвинениями, но, несмотря на все, добиться своей заветной мечты — стать кумиром миллиардов?

Майкл Джексон не был первым и единственным профессиональным певцом и танцором, потерявшим пигментацию своей кожи из-за витилиго. Однако он довольно редко и скупо говорил в интервью о своих переживаниях по поводу здоровья. Так, в 1993 году, в интервью Опре Уинфри, он сказал несколько слов о том, что имеет кожное заболевание, которое заставляет его кожу терять пигментацию, и признался, что не может на это повлиять. Медицинские проблемы были для него делом глубоко личным и интимным.

Даже сейчас это интервью продолжают комментировать так: «А насчёт цвета кожи Майкл конечно же лукавит, чтобы негров не обижать, ведь в Америке их много. Про какую-то болезнь сказки рассказывает: вдруг ни с того ни с сего он единственный в семье начал превращаться в белого! Как же! Просто захотел быть белым с помощью медицины!»

Есть еще несколько интервью и заявлений, в которых Майкл упоминает о своей болезни. Это интервью 1996 года:

И конечно, заявление о невиновности, записанное в связи с обвинениями Эвана Чандлера в 1993 году. В заявлении Майкл, в частности, рассказывает о жуткой процедуре осмотра и фотографирования, которую его вынудили пройти. Застенчивый от природы и ставший еще более застенчивым из-за своей болезни человек вынужден был раздеться догола и стоять так перед толпой фотографов, которые «документировали» состояние его кожи и гениталий:

И все же все свои переживания, связанные с болезнью, Майкл предпочитал скрывать. Он никогда не говорил о них в подробностях: это было его privacy, которое он неуклонно старался отстоять. Некоторые спросят – а что такого, почему он не рассказал обо всех интимных проблемах со здоровьем, не сделал их достоянием публики? Но такой вопрос лишь обнажает незнание психологии публичности и реакций толпы.

Двадцатилетний Майкл Джексон.
Двадцатилетний Майкл Джексон.

«Почему он не говорил об этом направо и налево, спросите вы? Почему он не опровергал обвинения в отбеливании? – пишет один из фанатов. — А вы представьте себя Майклом Джексоном. Представьте, что вы — Король музыки, что вы собираете стадионы, что вы — лицо множества рекламных роликов, что вас фотографируют чаще, чем вы ходите в туалет, а ваш папаша при этом постоянно ржет над ваших толстым носом, прыщами и белыми пятнами на ушах, доставшимися от бабушки. Представьте, что для каждой фотосессии, для каждого интервью, да вообще для каждого выхода из дома вам нужно накладывать тонны грима на себя. Представьте, что ваши губы теряют пигмент, и у вас почти нет рта. Вы захотите говорить об этом? Вы захотите, чтобы о том, что вы больной и пятнистый человек, писали все издания? Вы бы хотели, чтобы ваши фото без мейк-апа, черных авиаторов и маски фотографировали постоянно и ржали над вашими пятнами? И не надо говорить, что люди бы поняли, успокоились и пожалели бы бедного Майкла. Никто бы не пожалел. Мы же обожаем смотреть мерзкие фото знаменитостей и постоянно их комментировать и злорадствовать. Во всех поисковиках, например, на имя «Janet Jackson» выплывают подсказки из серии «Janet Jackson fat». Вот, что нам интересно. Не музыка, не танцы, не шоу — цвет кожи и пятна, пятна, пятна… Мне искренне жаль Майкла, как человека, потому что я даже представить не могу, как больно человеку такой популярности смывать лицо вечерами и видеть в зеркале не то, что мы видим в видео».

Майкл Джексон, 18 лет
Майкл Джексон, 18 лет

Оставим же Майклу Джексону возможность и право иметь privacy. Ведь каждый из нас не сомневается в своем собственном праве на это. А что касается психологии артиста, поставленного болезнью в такие условия, то составить о ней представление и почувствовать то, что он чувствовал, поклонники Майкла могут по некоторым примерам похожих артистических биографий. Так, в ноябре 1978 года Ebony magazine опубликовал рассказ Рона Харриса под названием «Человек, который стал белым» — об Артуре Райте (Arthur Wright), чернокожем артисте, которому пришлось пройти через большие испытания после того, как он обнаружил у себя это заболевание.

Рон Харрис, «Ebony», ноябрь 1978 (перевод с англоязычного источника Натальи Китаевой):

«На высоте многообещающей карьеры, которая включала сотрудничество с The Jean Leon Destine Company of Haitian Dancers, работу со знаменитым Negro Dance Theatre, выступления перед президентом Кеннеди в Белом доме, бродвейский мюзикл, азиатские и европейские танцевальные туры, Артур Райт однажды обнаружил, что стал жертвой витилиго — заболевания, которое лишает кожу ее природного цвета. На его смуглой коже вдруг стали появляться белые пятна. Райт был ошеломлен. Он не мог понять, отчего это произошло именно с ним. И он не имел представления о том, как это изменит его жизнь.
<…>

 Внешне здоровый человек вдруг обнаруживает, что в одночасье он трансформировался в социальную ненормальность, в пятнистого «урода», «фрика», существуя при этом в обществе, где цвет кожи имеет в высшей степени статусное значение, где физический облик может означать разницу между хорошей работой или безработицей, социальной приемлемостью или отчуждением, общением или одиночеством. Для Райта, танцора, певца и артиста в расцвете перспективной театральной карьеры, этот опыт был чрезвычайно травматичным. В театре физический облик артиста имеет важное значение, зачастую даже большее, нежели талант. Многие некогда знаменитые талантливые артисты постепенно оказывались в забвении, как только их красота начинала угасать.

Артур Райт до болезни.
Артур Райт до болезни.

Райт обнаружил у себя болезнь вечером 22 ноября 1961 года, через пять дней после закрытия бродвейского мюзикла «Kwamina». Райт, которому в то время было 34 года, переехал в свою бруклинскую квартиру, имея в планах новую перспективную работу и подумывая о курсах актерского мастерства. «Это было в четверг утром, — рассказывает Райт, глядя на мраморный столик в своей квартире на Манхэттене и вспоминая подробности того катастрофического дня. — Всю неделю я был дома, намереваясь отдохнуть и решить, что я буду делать дальше. Я пошел в ванную бриться, и, включив свет, увидел, что все те места, которые я обычно брею, побелели. Я просто смотрел в зеркало. Я не мог поверить в то, что я увидел. Наконец я выключил свет и мгновенно оказался в полутьме. Тогда я просто осел на пол, и стонал, и плакал».

«Я не мог поверить, что это происходит со мной. Я был танцором, был совершенно здоров, и вдруг это происходит. Почему я? Я сразу же стал отшельником. Я не выходил из дома более недели. Наконец, я понял, что мне придется выйти из дома, если я собираюсь работать, но что подумают обо мне люди? Мой сосед предложил мне попробовать использовать косметику, чтобы скрыть белые пятна. Работая в театре, я знал, как наносится макияж. Я стоял в ванной около часа, накладывая косметику, добиваясь, того чтобы каждая мелочь стала идеальной перед тем, как я выйду из дома. Я живо помню, как мы прошли вниз по улице до угла, и тут я посмотрел в витрину магазина. То, что я увидел, было для меня шоком. В ванной комнате моей квартиры макияж, казалось, был такого же цвета, как моя кожа. Но в солнечном свете он был другого цвета. Я выглядел, как клоун. Я побежал обратно в свою квартиру и заплакал», — рассказывает Райт.

За этим памятным днем последовало восемь лет страданий, в течение которых над ним смеялись, обсуждали его и показывали на него пальцем. Это были годы, когда Райт ежедневно использовал макияж для лица. В конце концов, когда болезнь распространилась на грудь, бедра, руки и ноги, Райт должен был наносить макияж на все тело, прежде чем он мог появиться на сцене.

Он проконсультировался у восьми врачей-дерматологов в Нью-Йорке, Чикаго, Вашингтоне и даже в Европе. Каждый предлагал свое лекарство, но ничто не помогало. Он использовал многочисленные таблетки, лосьоны, кремы и бальзамы, которые, якобы, могли помочь восстановить когда-то глубокий коричневый цвет кожи. Не помогло. Райт впал в глубокую депрессию и в результате лечения, прописанного одним из дерматологов, пристрастился к барбитуратам. Он потерял друзей и вынужден был расставаться с девушками из-за страха, что маска, создаваемая при помощи макияжа, который он так старательно накладывал каждое утро, будет обнаружена, что его состояние «раскроют», и вслед за этим, как обычно, последует отторжение.

Чтобы избежать разглядывания и едких комментариев, Райт погрузился в работу. «Мне нужно было работать. Я знал, что пока мой разум был занят, я не зацикливался на болезни и на том, что происходит с моим телом. Работа стала почти навязчивой идеей. Я каждый день ходил на кастинги», — рассказываает Райт. Он нашел работу – это было годичное турне по Европе, где он был представлен как «the colored recording star from America» («цветная» эстрадная звезда из Америки), хотя он никогда не записал ни одного сольного трека. Он также работал в ночном клубе в Чикаго.

Артур Райт - до и после.
Артур Райт — до и после.

Но даже всей этой работы, включая даже работу почтового клерка, было недостаточно, чтобы избавить Райта от страданий, которые он испытывал из-за своей болезни. В 1969 году, после восьми лет, проведенных в надежде, что будут сделаны какие-то новые открытия в области медицины, которые могли бы вернуть ему природный цвет кожи, он устал быть ни черным, ни белым и отправился в Вашингтон, чтобы повидаться с доктором Робертом Столаром, известным дерматологом. Под руководством д-ра Столара он прошел курс депигментации — процесса по удалению темного цвета кожи с использованием специального крема. Доктор Столар прописал такое лечение более чем 50 черным, страдавшим от этой болезни.

«Потребовалось три года, чтобы принять решение, — говорит Райт. — Я просто не мог поверить, что не существует способа, чтобы получить свой собственный цвет обратно. Кроме того, я не хотел, чтобы люди думали, что я хотел быть белым. Я всегда считал, что черное — это красиво, и гордился тем, что я черный. А теперь я был готов превратиться в белого. Но я не мог жить так, как я жил, всю свою оставшуюся жизнь. Я не мог всю жизнь убегать от людей и быть отшельником. Я должен что-то делать, и депигментация, как мне казалось, была единственным выходом».

Потребовалось пять лет для завершения всего процесса, но Райт перестал краситься уже после трех месяцев после того, как все его лицо стало белым. «Я был так счастлив, что мне теперь не надо наносить ни капли макияжа, что я не знал, что делать, — говорит он, с ликованием сложив руки. — Вы не представляете, какое это было облегчение. Я был так рад освободиться от этой кабалы. Она стала настолько привычной, что это было так же естественно, как дышать, как чистить зубы или расчесывать свои волосы. Каждый раз, когда я шел в ванную комнату для этого ритуала, это было все равно что стоять перед зеркалом за кого-то другого, создавать этого другого человека и затем накладывать его на себя. Понимаете, без макияжа это был не я. Я должен был признать свое лицо прежде, чем выйти, а человек со всеми этими пятнами был не я».

Битва Райта с таинственным витилиго не только изменила его внешне. Она также изменила его мнение о многих вещах, о самой жизни. В течение 12 лет, которые прошли с момента обнаружения болезни, он не мог говорить о своем состоянии. Но сегодня он рассказывает о нем свободно и даже написал книгу о своем опыте, озаглавленную «Color-Me-White». Правда, Райт до сих пор не может найти издателя и подумывает о публикации рукописи в Европе, наряду со второй книгой стихов, которую он писал в то время, когда подвергался депигментации в Вашингтоне. После переезда обратно в Нью-Йорк Райт занимается живописью и работает над своей книгой стихов.

Среди многочисленных бразильских, африканских и афроамериканских картин, которые украшают стены его квартиры, есть и две его последние работы — абстрактная картина и автопортрет. «Я начал рисовать, когда был в Вашингтоне, чтобы скоротать время, но я потом действительно к этому привык», — говорит он.

 Райт также стал возрождать свою певческую карьеру. «Я написал несколько мелодий, и у меня также есть несколько готовых вещей и баллад, которые я соединю вместе, — говорит он. — Я никогда не смогу танцевать так, как раньше, но у меня до сих пор есть мой голос».

Райт говорит, что он больше не является объектом для постоянных взглядов и ехидных замечаний, хотя признается : «Я иногда чувствую странные взгляды людей азиатского происхождения. Но теперь я вообще не стесняюсь. Теперь, если кто-то на меня смотрит, это меня не беспокоит, потому что я знаю, что это не из-за пятен или из-за того, что я ношу макияж».

После 17 лет «пребывания в тюрьме» Райт возобновил активную жизнь. У него нет такого количества друзей, как в 1961 году, но теперь это его выбор. «Мои старые друзья, которые были тогда рядом со мной, дружат со мной до сих пор, и есть несколько новых друзей. Но мой подход к людям изменился. Я в восторге от нового себя, и я жду встреч с новыми людьми, но на этот раз отношения будут гораздо глубже, потому что я вступил в свою зрелость».

Райт у себя дома.
Райт у себя дома.

«Каким-то образом я знал, что все, что произошло, имело какой-то смысл, — негромко говорит он. — И это все было для того, чтобы сделать меня лучше. Этот опыт сделал меня гораздо более сострадательным человеком. Я много страдал из-за состояния моей кожи. Я был очень общительным человеком, когда это случилось, я был деятельным человеком, был всегда в движении. Но после этого я стал чем-то вроде отшельника. Я потерял много друзей, и это было больно. Я боялся людей, боялся быть отвергнутым. У меня не было никакой интимной жизни в течение многих лет, и совсем немного, когда я начал свое возвращение. Я бежал от каждого, кто проявлял ко мне интерес. Я не хотел быть отвергнут, но у меня не было возможности узнать, примут ли они меня с этими пятнами по всему телу».

«Я встречался с людьми, которые не хотели пожать мне руку, потому что на ней были пятна. Я был урод. Когда я ехал в метро, люди начинали смеяться, хихикать и показывать на меня, потому что макияж стирался с моих губ, и они были розовые, <…> темный цвет лица и розовые губы. Я обнаружил, что многие люди, о которых я думал, что они мои друзья, оказались ненастоящими друзьями, и я начал избавляться от них от всех. Все происшедшее заставило меня потерять веру в людей и в их искренность, заставило увидеть тупость среднестатистического человека при общении с другими, то, как люди ранят ближних — вольно или невольно. Потому что это все было больно. Я был ожесточен, а иногда зол. Теперь я знаю, что это такое — иметь одну ногу или одну руку, и я понял это, хотя у меня самого совершенно здоровое тело… Я узнал, что только то, что внутри, имеет значение. Это был урок. <…> После восьми лет внутреннего хаоса и насмешек я нахожусь в мире с самим собой, и это значит для меня так много, так много…»

«Don’t you black or white me/ Не смейте решать, черный я или белый», — гневно заявляет Майкл Джексон в песне «They don’t care about us». «It don’t matter if you’re black or white/ Неважно, черный ты или белый», — говорит Майкл в песне «Black or White». Невольно задумываешься о том, насколько символична эта судьба: в государстве, где одним из главных исторических вопросов был и остается «черно-белый» вопрос, расовое разделение, самый известный артист XX века вынужден был прожить жизнь и черным, и белым, самой своей природой утверждая равенство и призывая людей к человечности. Но символика в судьбе Майкла – это уже другая тема, относящаяся скорее к истории искусства и общества, чем к его личной жизни.

Нам же остается только вновь и вновь поражаться силе его личности, той настойчивости, с которой он старался быть совершенством, несмотря ни на что. Быть джентльменом во всем. Быть лучше всех. Его каждодневная борьба за то, чтобы «Король поп-музыки» выглядел безупречно, достойна только восхищения и уважения. И это самая малая дань из всех, что он заслужил.

6 мыслей о “«Don’t you black or white me»: Майкл Джексон и витилиго

  • 23.10.2014 в 22:05
    Постоянная ссылка

    Я видела витилиго у кубинцев, знаю, что на Кубе (там, кстати, замечательная медицина, несмотря на их нищету) был разработан препарат для лечения, который тогда искали многие люди. Это были восьмидесятые годы. Этим препаратом было трудно пользоваться, это был лосьон, который, после нанесения на кожу, нужно было еще подержать под солнечными лучами. Не знаю, какова его судьба на сегодняшний день. Но помню, как один югославский парень, узнав, что я работаю с кубинцами, (мы просто рядом жили в отеле, я там работала по контракту) попросил меня этот препарат достать для его родственника. Это пока еще не решенная в медицине проблема.

  • 25.02.2015 в 13:25
    Постоянная ссылка

    Я когда первый раз услышала ,что у Майкла витилиго ,вопрос о белизне его кожи навсегда закрылся.И ежу же ясно,что если б майкл отбелил себя ,то понятное на хрен дело,за эти 30 лет кто-то еще отбелился бы тоже. Не знаю почему люди такие тупые.

  • 03.07.2016 в 20:47
    Постоянная ссылка

    У меня витилиго , пигмент ушел.Я вся белая ! Даст ли эффект авто загара на белой коже????
    Алла

  • 21.05.2018 в 10:58
    Постоянная ссылка

    Всего один раз видела девочку с витилиго, мне лет 11 было и бессовестно пялилась) знала что люди бывают белыми, бывают смуглыми, но в пятнышку? Это было невероятно круто, потом видела модель с витилиго и до этой статьи жила и думала, что бывают просто очень везучие люди с необычной кожей.
    А оказывается многие думают, что это некрасиво.

    • 03.06.2018 в 02:06
      Постоянная ссылка

      Согласна с вами) Ну что они везучие не думала, но это так необычно и интересно. Уж точно такая особенность не повод издеваться над людьми.

  • Уведомление: Кто болел витилиго — Yoga-Festival.Ru

Обсуждение закрыто.