Песню “The lost children” многие поклонники Майкла считают довольно незамысловатой, не замечая, что в ее простоте кроется многообразие и сложность аранжировки, текстовых смыслов и ассоциаций. Простота этой песни — это «пушкинская» гармония, за которой стоит внутреннее богатство и целые миры творческой фантазии Майкла-композитора и поэта. Елена Гарник и Наталья Рогова пишут о своем восприятии музыки и слова в “The lost children”.
Наталья Рогова (оригинальный пост — первая часть и вторая часть):
Два мира
Это чудо, не могу назвать его «песней», рисует нам два мира.
Один — тот, который слышен явно — расположился на переднем плане. Второй — тот, что пробивается сквозь него невнятными, но настойчивыми шумами.
Первый мир красив, как сама песня, просто невыносимо красив. В нем звучат лес, солнце, зеленая лужайка, полеты в ветвях деревьев.
Но когда долетают отзвуки того, другого мира, словно из-за стены, приглушенные чем-то и в то же время напористо звонкие, становится ясно, что желанный-то мир там. Это голоса детей, намеренно записанные так, что текст этой речи разобрать сложно, если вообще возможно.
Потери и поиски
И почти сразу после появления этих голосов (в промежутке между припевом и вторым куплетом) вступает перкуссионный инструмент, звук которого может вызывать ассоциации с хлопаньем в ладоши (начало второго куплета). Пока эта музыкальная линия набирает силу, голоса детей становятся громче.
